Константин Коханов: «Национальность»

Константин Коханов: В 1970 году, несколько раз проверив всё ли взято в путешествие туристическое снаряжение и продукты, и затем положив в карман билет на поезд до Красноярска, только на третьи сутки, уже подъезжая к этому городу, вспомнил, что дома забыл паспорт.

Аэропорт Ванавары

Хорошо, что ещё в начале 1970-х годов не нужно было предъявлять паспорт, не только при покупке билетов, на также его показывать при посадке на поезд или на самолёт на местных авиалиниях. Поэтому далее, делая пересадку с самолёта Ил14 в Кежме, на Ан2, я благополучно долетел до Ванавары. В самой же Ванаваре, после того, как я отправил телеграммы своим друзьям о своём благополучном прибытии в этот населенный пункт, я на всякий случай, в какие либо контакты, со взрослым населением там, без крайней необходимости, не вступал и на ночлег присмотрел себе место на берегу Подкаменной Тунгуски. Очерк о моём пребывании тогда в Ванаваре, мной был опубликован в Интернете только 2012 году, а дневник 1970 года, вообще, ещё полностью не публиковался. Думаю, что этот маленький очерк и стихотворный к нему комментарий, кого-нибудь может ещё заинтересовать:

«1970 год. Берег Подкаменной Тунгуски, непосредственно под посёлком Ванавара. Ночь. На кусок клеёнки брошён спальный мешок. Над костром в котелке вот-вот закипит вода. Тишина, и самое главное, комары не очень донимают.
В первый день в Ванаваре, я ограничился посещением почты и отправленными телеграммами о прибытии.
На завтра в планах было, пройти вниз по правому берегу реки 25 километров до устья реки Чамбы. От расспросов о «Тропе Кулика», где она начинается у Ванавары, я решил воздержаться, так как не хотелось привлекать к себе внимания по простой причине – забыл дома паспорт.
Всё это произошло из-за моего товарища, который не мог поверить, что я когда-нибудь решусь отправиться в одиночное путешествие, и попросил, хотя бы показать железнодорожный билет до Красноярска, чтобы убедиться, что я действительно еду туда, а не в деревню в Орловской области. Билет лежал в паспорте. Я достал его из кармана, вынул из него билет, а сам паспорт положил на стол. Товарищ проверил, что билет, действительно до Красноярска и вернул его мне. Билет я положил в карман, а паспорт так и остался лежать на столе. О нём я вспомнил, когда поезд уже подходил к Красноярску. Хорошо, что ещё тогда не требовали паспорт при покупке авиабилетов, так, что билет на ИЛ-14 до Кежмы, а затем на АН-2 до Ванавары, я купил без всяких проблем.
Проблемы могли возникнуть, только во время разговоров с местными жителями о целях моего путешествия, у которых также могли возникнуть вопросы и ко мне, – кто я и с какой целью прибыл в их края. Не трудно было догадаться, что в итоге, первый же милиционер мог потребовать показать ему, мои документы. Скорее всего, на этом, моё путешествие в этих местах, и было бы закончено. Но, я, показывая всем своим видом, что в этих местах, не новичок, а, по крайней мере, начальник какой-то экспедиции, вызывал только любопытство, что я тут собираюсь искать.
Не зная никого в Ванаваре, я выбрал для ночлега берег реки, – ещё днём облюбовав себе место невдалеке от конца улицы Кулика, которая заканчивалась в метрах пятидесяти от реки Подкаменная Тунгуска.
Освещённая призрачным лунным светом поверхность реки, вдалеке, вверх по течению, сливалась с берегами, и казалось, что уже ни чьё вмешательство не может ничего изменить в этой нерукотворной картине.
Но тут, именно там вдалеке, показалась, сначала медленно перемещающаяся на поверхности реки точка, и мне не трудно было догадаться, что это лодка. А, когда до меня стал доноситься сначала еле слышный, но характерный для двухтактного двигателя звук, что она, к тому же, с подвесным мотором.
Почему-то мне показалось, что лодка направляется именно к моему, горевшему на берегу костру. Так оно и оказалось и когда, сидевший в лодке человек заглушил мотор, и деревянная лодка ткнулась носом, напротив меня в берег и я сразу же отрезал от буханки хлеба ещё одну четвертушку, и сделал ещё один большой бутерброд с колбасой.
Балансируя в лодке, на берег сбежал человек и, подойдя ко мне, даже не поздоровавшись, сразу же ошарашил меня своими словами, произнесёнными с сильно заметным эвенкийским акцентом:

– Я уже километра за два, отсюда, увидел, что у костра сидит русский и кипятит чай!

Протягивая этому странному человеку бутерброд, который он взял, также, не выражая ни чем своей благодарности, я сразу же выразил своё недоумение его осведомлённостью о своей персоне:

– Понимаю, что можно догадаться, что у горящего костра сидит человек и даже то, что он кипятит чай, но как за два километра, можно определить его национальность?

Это так просто, – сказал незнакомец, снимая котелок, висящий над костром, и после небольшой паузы продолжая вводить в меня в курс местной магии, – потому, что эвенк, когда кипятит воду, ставит котелок на угли, вот так!

Я насыпал в котелок, в котором уже закипел вода, цейлонский чай и переставил его с углей на землю.

– Русский же, – продолжал говорить незнакомец, – подвешивает котелок или чайник над костром и его хорошо видно, за много километров.

– Как всё просто, – с удивлением отметил я, и предложил ему вместе со мной почаёвничать.

Незнакомец отказался и, захватив с собой, взятый у меня бутерброд, забрался в лодку, оттолкнулся веслом от берега, и быстро запустив мотор, поплыл дальше, неизвестно куда, вниз по течению реки.

Я пил чай, смотрел ему вслед, пока очертания его лодки не исчезли в призрачном, с зеленоватым отливом, лунном свете, словно струящемся по зеркальной поверхности реки, и с улыбкой подумал, как сильно отличаются русские от эвенков. И особенно тем, как сидя в одиночестве, на берегу одной и той же таёжной реки, они «кипятят чай»».

Комментарий:

Пройдя пешком, берегами двух рек, Подкаменной Тунгуски и Чамбы, до места, где «Тропа Кулика, упиралась в Чамбу, до так называемой переправы через неё, я понял, что перейти её вброд будет невозможно и поэтому решил возвращаться в Ванавару. Вопрос был только как, снова берегами этих рек идти назад около 70 километров, или по тайге, по «Тропе Кулика», путь по которой был в два раза короче. Учитывая, что по тайге, да и просто по лесу, я ещё не ходил на такие расстояния, то был большой риск, на подобии игры в «русскую рулетку», причём наедине, без театрального эффекта, и крутить барабан нагана, без одного патрона, а не с одним, как-то не хотелось, но пришлось. В качестве прощальной записки, на расщепленном молнией стволе лиственницы, вырезал ножом на память дату своего опрометчивого решения (17.06.1970) и название своей «экспедиции» ТЧЭ-1 («Тунгуско-Чамбинская Экспедиция»).

Оказавшись снова в Ванаваре, пошёл через посёлок по деревянным тротуарам, снова на берег Подкаменной Тунгуски, переночевал и на следующий день вылетел на АН2 в Кежму, и оттуда на Ил14 – в Красноярск, даже не сомневаясь, что в 1971 году, снова вернусь в эти места. На берегу Подкаменной Тунгуски, я набросал первые строки песни «О деревянных тротуарах», дома её закончил, потом в течение десяти лет периодически правил текст, да и приведённый ниже, возможно, то же неокончательный вариант:

Деревянных тротуаров, скрип как шёпот,
То ли сказок, былей старых, то ли ропот,
Спят собаки, ноль вниманья на прохожих,
И на досок заклинанья, там, похоже…

Тротуары мостовые, сколько лет вам,
Не одних же, здесь простых вы, знали смертных,
Кто ходил по вам, задумчив и рассеян,
Вы расскажите, но лучше о себе нам…

Я иду по Ванаваре, в этот вечер,
Позади тайга, теперь заняться нечем,
Я иду к реке, куда ещё мне деться,
Чтоб костёр разжечь, в конце концов, согреться.

Ни расспросов, ни вопросов, ни ответов,
Что ж спасибо Ванавара и за это,
Что не влезла в мою душу ненароком,
Что и сам я, там не сделался, пророком.

1970